Мише Юдсону - вместо некролога
Писем напишу пяток,
Лягу и умру.
Знай сверчок свой шесток-
Хватит жить в миру.
Но умру не насовсем
И не навсегда.
Надо мною будет сень,
А над ней звезда.
Над звездою будет Б-г,
А над Б-гом свет...
Д. Самойлов Последнее неоконченное стихотворение.
Ужасная весть из Израиля - нет больше Мишуни Юдсона. На 64-ом году жизни...
Нет, я была с ним слишком эпизодически знакома, чтобы называть его так, но тот, кто, считал его лучшим своим другом, и кто сегодня в величайшем горе, всегда называл его только так: Мишуня Юдсон.
В ариельском доме того самого его друга я и сиживала с Мишуней за одним столом. Сухощавой стройностью он походил на юношу. Смуглый, лысеющий, в белой рубашке под тонким свитерком, с волосами, хипстерски собранными под резинку. Лицо его, с неповторимо-неправильным прикусом и, как бы немного выходящими из орбит, страждущими еврейскими глазами, запоминалось сходу, раз и навсегда. Помню, что в ожидании хозяина дома, который запаздывал с вечерней службы в Синагоге, завязался у нас живой разговор о том, что нам обоим интересней всего на свете: о русской литературе, о новых именах в ней. Потом я зачем-то нудно привязалась к Мишуне с вопросом, для чего он написал положительную рецензию на книгу, которая, как утонченному стилисту и эстету, никак не могла ему нравиться. Так я за него решила. Он мягко встал на защиту автора, и поток доказательств "несравненной моей правоты" не заставил его выругать создателя недаровитого текста. Потом он стал помогать хозяйке чистить и нарезать кружочками картошку, и поедая ее в жаренном виде, нахваливал это блюдо так, как будто на тарелке перед ним была кулебяка с трехслойной начинкой из «Славянского Базара».
Насколько не избалован он был в материальном своем существовании, и сколь малым довольствовался в полу-отшельнической своей жизни, – об этом я узнала позже. Прожив в Израиле тридцать лет, он, как истинный небожитель, так и не сделал того, что сделали все: не выучился ни ивриту, ни работе с компьютером.
( Collapse )